Обстоятельства созыва Миссионерского съезда в Иркутске в 1910 г. и рассмотрение на нем вопросов о российских заграничных духовных миссиях

28 апреля 1908 г. архиепископ Иркутский и Верхоленский Тихон (Троицкий-Донебин) обратился в Святейший Правительствующий Синод с прошением о созыве в Иркутске съезда сибирских миссионеров. Владыка сообщал в высший церковный орган, что с такой инициативой выступил протоиерей Иоанн Восторгов, который был командирован в сибирские епархии с целью ознакомления на месте с религиозными нуждами переселенцев из европейской части России, а также положением миссии и миссионерских учреждений. Посещая в марте месяце 1908 г. Иркутск, отец Иоанн на заседании местного Миссионерского комитета поставил вопрос о необходимости проведения уже в июне того же года съезда миссионеров «для всестороннего обсуждения вопроса о возможно лучшей постановке миссионерского дела в Сибири и выработке определенных мер в виду того массового отпадения от Православия, которое наблюдается в последнее время среди инородцев Сибири»[1].

Архиепископ Тихон, согласившись с таким предложением известного миссионера и церковно-общественного деятеля, теперь в обращении к Святейшему Синоду испрашивал благословения на проведение данного съезда во второй половине июня 1908 г. Владыка считал, что данный съезд даст возможность миссионерам обменяться мнениями по вопросам местных миссий. Более того, проведение съезда могло вообще привлечь столь необходимое внимание к данному направлению деятельности Русской Православной Церкви не только церковных деятелей, но и представителей общественности.

Безусловно, проведение такого масштабного мероприятия в столь сжатые сроки требовало не только формального разрешения, но и привлечения определенных финансовых средств. Поэтому в своем обращении архиепископ Тихон просил выдать из средств Синода 1.000 руб., которые предполагалось истратить на содержание гостей в Иркутске и другие текущие нужды и расходы. Кроме того, предполагалось, что Синод издаст распоряжение соответствующим епархиальным архиереям, которые должны будут не только делегировать на съезд известных и опытных миссионеров, но и выдать им из местных епархиальных средств прогонные деньги[2].

Примечательно, что архиепископ Тихон предусмотрел и возможное затруднение, а именно то обстоятельство, что представители миссий отдаленных сибирских епархий не смогут прибыть на съезд к назначенному сроку из-за нехватки времени и дальним, а значит чаще всего и неудобным путям сообщения. В таком случае предлагалось провести съезд с участием миссионеров только из тех епархий, где имелись железные дороги. Так, в прошении владыки Тихона предполагалось, что Владивостокская, Забайкальская, Енисейская, Томская и Омская епархии вполне могут отправить в Иркутск по два или даже три миссионера. Что же касается миссионеров из Якутской, Благовещенской и Тобольской епархий, то они могли или все же приехать на съезд, или ограничиться отправкой письменных работ по делам миссий[3].

Представление архиепископа Тихона Св. Синод рассмотрел в мае 1908 г. В итоге предложение о созыве съезда было отклонено. И на то были вполне серьезные причины. Дело в том, что высший церковный орган своим указом еще от 30 апреля / 1 мая 1908 г. постановил провести в Киеве с 12 по 26 июля того же года Всероссийский миссионерский съезд. Совершенно очевидно, что в таком случае все епархии должны были изыскивать средства и отправлять своих лучших и наиболее опытных миссионеров на запад Российской империи. Проведение же за несколько недель до этого общероссийского мероприятия съезда еще и в Иркутске очевидно было неоправданно. Вторая причина отказа сводилась к тому, что времени на подготовку до предполагаемого владыкой Тихоном съезда в Иркутске было явно недостаточно. В связи с этим отказ был вполне ожидаемым и оправданным решением. Вместе с тем официальный церковный Петербург не стал отказываться от самой идеи проведения съезда. Поэтому согласно второй части синодального определения предполагалось, что владыка Тихон сможет возобновить свое ходатайство, если сочтет нужным, в следующем, т.е. 1909 г., но только заблаговременно[4].

Казалось бы, после такого решения вопрос о созыве съезда миссионеров в Иркутске должен был кануть в лету. Зачем теперь специально собирать миссионеров в Иркутске, если многие из них уже смогли пересечься и обсудить ключевые вопросы на съезде в Киеве? Однако этого не произошло в том числе и потому, что Всероссийский миссионерский съезд обратил самое серьезное внимание на положение дел в Сибири и на Дальнем Востоке. Так, восьмой отдел этого IV Всероссийского съезда признал необходимым созвать уже летом следующего 1909 г. миссионерский съезд, обозначенный как «противомагометанский», в Казани, и такой же миссионерский съезд в Иркутске, в рамках которого должны были быть рассмотрены все актуальные вопросы, относящиеся как ко внутренней, так и ко внешней миссии, т.е. касающиеся положения дел и в Китае, Японии и Корее[5].

Как показала последующая история, подготовить и провести съезды в 1909 г. не получилось. Однако и в долгий ящик данные проекты не были отложены. Оба съезда состоялись в 1910 г. Съезд в Казани проходил с 13 по 26 июня. Что же касается съезда в Иркутске, то его открытие состоялось 23 июля, а последнее заседание прошло 5 августа.

Из Петербурга для участия в заседаниях Иркутского съезда был отправлен чиновник особых поручений при Св. Синоде В. М. Скворцов и столоначальник Хозяйственного управления при Св. Синоде Н. М. Гринякин. Отправку чиновника, отвечающего за финансы, можно объяснить тем простым фактом, что для развития любой миссии необходимы большие финансовые вложения. Миссия и в Пекине, и святителя Николая (Касаткина) в Японии, да и деятельности всех других миссионеров только подтверждала это. Поэтому, надо полагать, Никита Михайлович Гринякин должен был сразу корректировать те или иные постановления съезда, чтобы не было принято заранее невыполнимых решений.

Также в работе съезда принял участие протоиерей Иоанн Восторгов, деятельность которого в данном регионе вообще заслуживает самого пристального внимания со стороны исследователей. Несмотря на наличие в фондах Синода и канцелярии обер-прокурора Синода (РГИА. Ф. 796, 797) довольно объемных дел, содержащих материалы о поездках отца Иоанна в Сибирь и на Дальний Восток, данный аспект деятельности выдающегося священномученика раскрыт в отечественной историографии непростительно слабо.

О статусе и важности для Русской Церкви Иркутского съезда 1910 г. говорит тот факт, что сразу после торжественного открытия данного собрания, была отправлена телеграмма императору Николаю II следующего содержания: «Торжественно открытый ныне в Иркутске первый сибирский общемиссионерский съезд архипастырей, начальников и представителей дальневосточных миссий, а также Японии, Китая и Кореи вознеся усердные молитвы к небесному покровителю сибирских стран Святителю Иннокентию о здравии Вашего Императорского Величества как защитника и покровителя Православной Церкви много раз милостиво являвшего свидетельство царственных своих забот и любви к сибирскому краю всеподданейшее повергает к стопам Вашего Величества чувства безграничной любви и вернопреданности»[6]. В ответ поступила телеграмма со следующими словами: «Искренно благодарю Вас, Владыко, и членов первого Сибирского общемиссионерского съезда за молитвы и выраженные мне чувства. От души желаю полного успеха благотворной работе Съезда на пользу и славу нашей Святой Православной веры. Николай»[7].

Заседания съезда привлекли повышенное внимание не только со стороны доброжелателей, но и критиков как Церкви в целом, так и православной миссии в частности. Так в газете «Речь» в № 588357 от 24 июля 1910 г. была помещена довольно критическая и, разумеется, анонимная статья «Новый миссионерский съезд».

В публикации отмечалось, что это был первый в Сибири съезд миссионеров, если говорить о количестве участников и значимости вопросов, которые там должны были быть рассмотрены. И далее автор с тем, чтобы его мнение в глазах читателя выглядело более авторитетно и весомо, обращается к журналу «Православный благовестник», откуда черпает сведения о последних достижениях, точнее провалах православных миссионеров в Сибири. Итоговые выводы и суждения довольно нелицеприятны. Обращается внимание на малочисленность обращенных в последние годы: «Алтайская миссия, несмотря на довольно значительный штат миссионеров в 1906 г. обратила одного инородца. То же самое нужно сказать о миссиях чукотской, якутской, благовещенской и иркутской; зато в последней, в одном только Тункинском крае, православие оставили не менее 800 бурят. В 1907 г. алтайская миссия обратила 164 язычника и 3 магометан из 25.000 языческого населения»[8].

Не избежал, да, скорее всего, и не стремился избежать автор искушения пройти мимо выделяемых на миссии финансовые средства. Так, говоря о Киргизской миссии, было отмечено, что за 1906 г. тамошними миссионерами было обращено в Православие всего 19 человек (8 киргизов, 10 сектантов и 1 иудей). Учитывая, что ежегодно на эту миссию выделялось 13.545 руб., автор посчитал, что один «крещенный стоил» более 700 руб. Безусловно, такой, как кажется, подход должен был, повторимся, вызвать у читателя уважение к автору и неприязнь к миссионерам, которые так плохо трудились. Однако данные математические вычисления выглядит несколько странно и даже наивно, если учесть тот простой и на самом деле довольно очевидный факт, что выделяемые средства шли не только на обращение новых иноверцев, но и на содержание самих миссионеров, ремонт старых и строительство новых построек, возможно даже храмов и часовен, работу среди прежде обращенных иноверцев, к которым миссионерам надо было добираться по иногда непролазным лесам, рекам, болотам и т.п. Другими словами, все вычисление автора, с целью дискредитировать миссию, выглядят не просто натянутыми, но несуразными и непрофессиональными. Хотя, конечно, это вовсе не означает, что у миссии и миссионеров не было проблем. Безусловно, были, но к ним всегда нужно подходить внимательно и рассматривать максимально объективно.  

Примечательно, что в архивном деле, сохранившемся в канцелярии обер-прокурора, по поводу данной «аналитической» статьи имеется небольшая записка с характерным содержанием: «Настоящую вырезку из газеты “Речь” с недоброжелательным отзывом о деятельности Сибирских миссий приобщить к делу, не входя по ней ни в какую переписку с епархиальными преосвященными в виду, главным образом, того, что Съезд Миссионерский в Иркутске выскажет авторитетное суждение по всем вопросам, возбужденным в газетной статье»[9]. Кто автор данной резолюции, сказать не представляется возможным. Скорее всего, это обер-прокурор или кто-то из чиновников его канцелярии. В данном случае можно лишь сказать, что если бы подобная статья была опубликована до 1905 г., то к разбирательствам в рамках действовавшего тогда цензурного законодательства скорее всего было бы подключено Министерство внутренних дел. Теперь же подобного рода вопросы церковным властям необходимо было решать другим путем.

В контексте этой внутриведомственной переписки, которая, естественно, не была известна современникам, интересно посмотреть, какие действительно решения принял Иркутский съезд. Анализ работы съезда в полном объеме не является задачей данной статьи. Главное внимание будет обращено на решения, которые касались российских духовных миссий, действовавших за пределами Российской империи – в Китае, Японии и Корее.

В работе Миссионерского съезда приняли участие 93 человека. В основной своей массе это были миссионеры из Тобольской, Омской, Томской, Красноярской, Иркутской (больше всего), Якутской, Благовещенской и Владивостокской епархий. В заседаниях участвовало семь архиереев. Кроме того, как уже говорилось выше, были представители из Петербурга, Казанской духовной академии, а также представители всех наших зарубежных миссий на Дальнем Востоке.

23 августа на первом общем заседании под председательством архиепископа Томского Макария (Невского) было принято решение о создании в рамках работы съезда 6 секций. Первая секция должна была рассмотреть вопросы о миссии среди иркутских и забайкальских бурят. Вторая секция рассматривала деятельность миссий в Западной Сибири. Проблему подготовки миссионеров должны были разобрать участники третьей секции. Чрезвычайно важные вопросы, связанные с содержанием и управлением миссий обсуждались в рамках четвертой секции. Кроме того, там же рассматривались меры воздействия на язычников и уходящих («отпадающих») из Православной Церкви. Пятая секция была посвящена миссии на Дальнем Востоке. Именно в рамках данной секции и выступали представили наших миссий в Китае, Японии и Корее. Наконец, шестая секция была посвящена «известным» проблемам и вызовам Православной Церкви – методам противодействия и противостояния старообрядцам и сектантам[10].

Первое заседание интересующей нас пятой секции состоялось 26 июля. И первыми были рассмотрены вопросы, связанные с Пекинской духовной миссией. Докладчиком выступил начальник Корейской духовной миссии архимандрит Павел (Ивановский). По итогам обсуждения было принято решение, состоящее из 10 пунктов. Примечательно, что ни по одной из других заграничных миссий столько решений не принималось.

Первыми двумя решениями съезд признал необходимость и возможность осуществления миссионерской и просветительской деятельности в различных городах и провинциях Китая, а также в Монголии и Западном Туркестане. Примечательно, что, говоря о возможности проповеди Православия в Китае, съезд обратил внимание на противоположное по данному вопросу мнение «вице-консула Улятусайского консульства в Урге» Якова Парфеньевича Шишмарева. Другими словами, уже в первом пункте была обозначена разность подходов и позиций между представителями Министерства иностранных дел и сотрудниками Пекинской духовной миссии[11]. В данном контексте нельзя не отметить, что тема не только сотрудничества, но и определенного противостояния между МИДом и Русской Православной Церковью в синодальный период заслуживает всяческого внимание и дальнейшего более углубленного изучения. В третьем пункте, подытоживающим первые два, было решено ходатайствовать перед Св. Синодом о выяснении позиций по вопросам миссии в Китае с представителями Министерства иностранных дел.

В четвертом пункте говорилось о том, что впоследствии Пекинская духовная миссия должна будет опекать всех православных и заниматься просветительской деятельностью на всей территории Китая. Но это будет, когда высшие государственные учреждения – МИД и Синод – обсудят между собой ключевые вопросы по данной проблематике. На данном же этапе, чтобы не терять время, предполагалось, что в приграничных районах с Китаем миссионерской деятельностью могли бы и должны заниматься представители соседних русских епархий: «Признать желательным до времени подчинения некоторых станов и церквей в пограничных областях ближайшим к России епархиям»[12]. В пример ставился Владивостокский епископ, в ведении которого находилась Северная Маньчжурия. 

Согласно пятому пункту признавалось полезным и необходимым создать новые миссии – Маньчжурскую и Монгольскую. Это означало, что потребуются не только миссионеры, но и дополнительные ассигнования из государственной казны. Поэтому понимая, что от данного решения съезда до реальной реализации проекта могут пройти не только месяцы, но и многие годы, съезд в шестом пункте принял решение открыть новые миссии на указанных территориях с тем, чтобы они находились пока в ведении: одна –  архиепископа Томского, другая –  епископа Туркестанского.

Следующие два пункта касались финансовых вопросов. Так, в восьмом пункте члены секции постановил ходатайствовать перед Св. Синодом о том, чтобы выделяемые на Пекинскую миссию средства распределялись не по существующим штатам, а по усмотрению начальника миссии. Однако это решение, принятое, повторимся, участниками секции, в итоге самим съездом на общем собрании было отклонено[13].

В девятом пункте говорилось о необходимости выделить средства на строительство храма в Порт-Артуре. Последний, десятый, пункт прописывал необходимость учреждения не только в Пекинской, но и во всех других наших заграничных миссиях мужских и женских монастырей[14].

На заседании этой секции было заслушано письмо начальника Японской миссии архиепископа Николая (Касаткина) и доклад присутствовавшего на съезде епископа Киотского Сергия (Тихомирова), впоследствии ставшего преемником святителя Николая[15]. По итогам обсуждений было принято решение, состоящее всего из трех пунктов. Первый касался вопроса, который особенно волновал святителя Николая в последние годы его жизни. Речь шла об усилении миссии и о возможном преемнике[16]. Да, в лице владыки Сергия святитель Николай уже нашел себе преемника, но для развития миссии нужны были дополнительные кадры. Поэтому в этом пункте и говорилось о необходимости ходатайствовать перед Синодом о ежегодном выделении еще 4.000 руб., на которые предполагалось содержать двух иеромонахов с академическим образованием[17]. Т.е. годовое жалованье одному иеромонаху, чаще всего вчерашнему выпускнику одной из четырех духовных академий, составило бы 2.000 руб. в год. Для сравнения можно сказать, что по действовавшим на тот момент штатам духовных академий экстраординарный профессор в год получал такую же сумму[18]. Правда, для того чтобы быть удостоенным звания экстраординарного профессора необходимо было написать и защитить магистерскую диссертацию.

Второй пункт отчасти повторял десятый пункт, принятый по Пекинской миссии. Святитель Николай очень хотел основать в Японии мужской монастырь. Поэтому просил обратиться ко всем монашествующим России с тем, чтобы желающие приехали и основали монастырь в Стране восходящего солнца. К сожалению, тогда желающих не нашлось, а эта мечта святителя Николая не сбылась вплоть до настоящего времени.

В третьем пункте съезд ходатайствовал перед Синодом о единовременной выплате в размере 10.000 руб. на издание богослужебных книг, перевод которых на японский язык святитель Николай сделал уже давно. В этом пункте была поднята очень важная проблема, связанная с переводческой и издательской деятельностью. С одной стороны, адекватные переводы на инородченские языки далеко не всегда получались у наших миссионеров. Но если даже удавалось адекватно перевести необходимые тексты, что уже можно было бы считать выдающимся достижением, то это вовсе не означало, что дело сделано. Следующий этап сводился к тому, чтобы пройти цензуру и, наконец, найти деньги для печатания. Об этих проблемах на конкретных примерах писал в своей статье выше цитированный анонимный автор: «Серьезное внутреннее воздействие на инородцев совершенно невозможно для огромного большинства миссионеров, вследствие их незнания инородческих языков. Знающие эти языки – исключение, незнающие – правило. Проповедь и все сношения с инородцами происходят через переводчиков. <…> Хороших переводов на бурятский язык нет, да и быть и не могут, за отсутствием словарей и грамматик. Не лучше знание и других инородческих языков. Миссионеры, по-видимому, так мало стараются распространять среди них Евангелие, что лишь в 1907 г. был сделан перевод Евангелий от Матфея и Марка и напечатан всего в 300 экземплярах. Когда г. Рычков перевел на язык енисейских остяков молитвенник, “Шестопсалмие” и чин литургии Иоанна Златоуста, то ни в Красноярске, ни в Казани не оказалось лица, могущего проверить его перевод, который поэтому не напечатан и до сих пор. Non sic itur ad astra[19]!»[20] Что же касается Японской миссии, то даже здесь, как видим, несмотря на значительную материальную помощь из России, средств на издание столь необходимых переводов все равно не хватало.

Что касается Корейской духовной миссии, о положении дел в которой доложил архимандрит Павел (Ивановский), то по ней было принято следующее ключевое решение: «Объединить деятельность Сеульской миссии с деятельностью Корейской миссии в пределах Владивостокской епархии и начальником обеих миссий иметь одно лицо»[21].

Отдельно съезд отметил расположенность корейцев к христианству, миссия среди которых имела не только церковное, но и государственное значение. Т.к. не только в Корее, которая в августе того же 1910 г. исчезла с политической карты мира в качестве независимого государства[22], но и во Владивостоке, где проживало очень много корейцев, активно действовали пресвитериане, то съезд предлагал максимально усилить православную проповедь. В этой связи съезд обратился в Синод с ходатайством увеличить ассигнования на Корейскую миссию с 10.000 до 25.000 руб. ежегодно. Дополнительную сумму в размере 15.000 руб. предполагалось направить на следующие нужды. По 3.000 руб. на содержание двух миссионерских станов на Севере и Юге Кореи. На усиление миссии в Сеуле через назначение еще одного иеромонаха (на тот момент времени в состав миссии входили всего лишь 3 человека – архимандрит (начальник), иеродиакон и псаломщик). Новый член миссии должен был совершать миссионерские поездки, а также богослужения в центральной миссии в случае отъезда начальника миссии. На это предполагалось выделить 3.000 руб. Также предлагалось увеличить жалованье начальника миссии на 1.000 руб., а также отдельно выделить ему 1.000 руб. на разъезды. На содержание имевшихся 4 школ и открытие одной катехизаторской школы съезд испрашивал 3.000 руб. Последним пунктом шли ремонтные работы и издание переводов. На эти важные дела испрашивалась довольно скромная сумма в размере тысячи руб.[23]

На заседании 28 июля было заслушано письмо архиепископа Владивостокского Евсевия, в котором, среди прочего, предлагалась «соединить корейскую заграничную миссию в Сеуле с Владивостокской корейской миссией под управлением викария Владивостоксой епархии»[24]. Отдельное внимание было также уделено положению миссии среди корейцев непосредственно во Владивостокской епархии. Надо отдать должное, владыка Евсевий уделял довольно много внимания миссионерской и просветительской деятельности среди корейцев на территории своей епархии[25].

Таким образом, съезд рассмотрел положение дел во всех наших заграничных духовных миссиях на Дальнем Востоке. Основные решения, как видно из постановлений, касались увеличения финансирования. В основном деньги требовались на расширение миссий, на строительство новых задний и увеличение жалованья миссионерам. Отдельным пунктом шли просьбы выделить средства на издание переводов. Другими словами, для развития миссий нужны были люди и деньги. Что касается методик и особенностей миссионерского служения в других государствах, то эти вопросы практически не обсуждались, если не считать вопрос об определенном противостоянии между членами миссии и МИДом на территории Китая.

По окончании съезда протоиерей Иоанн Восторгов и В. М. Скворцов телеграфировали в Петербург: «Почтительнейше докладываем. Сегодня миссионерский съезд закончил свои труды, вынесши целый ряд ценных для местной миссии постановлений. Прошел с огромным одушевлением, дружелюбно, сохранив чувство меры и достоинство во всем»[26].

Реакция Св. Синода на постановления съезда была вполне благожелательной. Так, в 1912 г. в архиерейский сан был рукоположен архимандрит Павел (Ивановский). Он был определен викарием Владивостокской епархии, отвечающим за миссию среди корейцев. Что касается выделения средств, то эти вопросы традиционно затягивались. После же начала Первой мировой войны ситуация для заграничных миссий, конечно же, ухудшилась. Все внимание теперь было обращено на нужды фронта. После же 1917 г. каждая миссия должна была выживать самостоятельно. Как показала дальнейшая история, выжить удалось только Японской миссии. История же Пекинской и Корейской миссий завершилась в середине XX в.

Источники и литература

1. Волков М. Г. История Православия в Корее (середина XIX – начало XXI вв.). Дисс. … к.и.н. М., 2011.
2. Горбунов И. Г. «Все я потерял, но не потерял одного – веры в Бога». Архипастырская и духовно-просветительская деятельность митрополита Сергия (Тихомирова). К 75-летию со дня кончины // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2020. № 2 (5). С. 186-208.
3. Журналы миссионерского съезда в Иркутске 1910 г. Иркутск: Типография М. П. Окунева, 1910.
4. Казарина В. Б. Семейные хроники священнического рода Тихомировых. К 75-летию кончины митрополита Японского Сергия (Тихомирова) // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2021. № 1 (6). С. 106-122.
5. Карпук Д. А. История взаимоотношений святителя Николая Японского с Санкт-Петербургскими митрополитами (1860-1912) // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2018. № 2. С. 130-137.
6. Карпук Д. А. Материальное положение профессоров духовных академий во второй половине XIX – начале XX вв. (на примере Санкт-Петербургской духовной академии) // Церковная наука в начале третьего тысячелетия: актуальные проблемы и перспективы развития. Материалы Международной научной конференции, Минск, 2 ноября 2016 г. Мн., 2017. С. 193-199.
7. РГИА. Ф. 796. Оп. 187. Д. 7308. По рапорту Начальника Корейской Духовной Миссии архимандрита Павла относительно построения церкви-школы во Владивостоке.
8. РГИА. Ф. 796. Оп. 189. Д. 8137. По представлению преосвященного Иркутского о разрешении съезда миссионеров Сибирских епархий в гор. Иркутске.
9. РГИА. Ф. 797. Оп. 78. II отд. 3 ст. Д. 348. По определению Св. Синода о созыве в гор. Казани и Иркутске миссионерских съездов.

---

[1] РГИА. Ф. 796. Оп. 189. Д. 8137. Л. 1.

[2] Там же. Л. 1об.

[3] Там же. Л. 2.

[4] Там же. Л. 3.

[5] РГИА. Ф. 797. Оп. 78. II отд. 3 ст. Д. 348. Л. 1.

[6] Там же. Л. 49.

[7] Там же. Л. 49об. См.: Журналы миссионерского съезда в Иркутске 1910 г. Иркутск: Типография М. П. Окунева, 1910. С. 10.

[8] РГИА. Ф. 797. Оп. 78. II отд. 3 ст. Д. 348. Л. 46.

[9] Там же. Л. 45.

[10] Журналы миссионерского съезда… С. 8.

[11] Там же. 34.

[12] Там же. С. 34.

[13] Там же. С. 35, 36.

[14] Там же. 36.

[15] В 2020 г. исполнилось 75 лет со дня кончины, а в текущем 2021 г. исполняется 150 лет со дня рождения митрополита Сергия (Тихомирова). См.: Горбунов И. Г. «Все я потерял, но не потерял одного – веры в Бога». Архипастырская и духовно-просветительская деятельность митрополита Сергия (Тихомирова). К 75-летию со дня кончины // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2020. № 2 (5). С. 186-208; Казарина В. Б. Семейные хроники священнического рода Тихомировых. К 75-летию кончины митрополита Японского Сергия (Тихомирова) // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2021. № 1 (6). С. 106-122.

[16] Карпук Д. А. История взаимоотношений святителя Николая Японского с Санкт-Петербургскими митрополитами (1860-1912) // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2018. № 2. С. 130-137.

[17] Журналы миссионерского съезда… 36.

[18] См.: Карпук Д. А. Материальное положение профессоров духовных академий во второй половине XIX – начале XX вв. (на примере Санкт-Петербургской духовной академии) // Церковная наука в начале третьего тысячелетия: актуальные проблемы и перспективы развития. Материалы Международной научной конференции, Минск, 2 ноября 2016 г. Мн., 2017. С. 193-199.

[19] Лат. – Не так идут к звездам.

[20] РГИА. Ф. 797. Оп. 78. II отд. 3 ст. Д. 348. Л. 46.

[21] Журналы миссионерского съезда… С. 37.

[22] См.: Волков М. Г. История Православия в Корее (середина XIX – начало XXI вв.). Дисс. … к.и.н. М., 2011. С. 73.

[23] Журналы миссионерского съезда… С. 37-38.

[24] Там же. С. 38.

[25] РГИА. Ф. 796. Оп. 187. Д. 7308. Л. 18-18об.

[26] РГИА. Ф. 797. Оп. 78. II отд. 3 ст. Д. 348. Л. 57.

Автор — Дмитрий Андреевич Карпук. Кандидат богословия, доцент кафедры церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, главный редактор «Вестника Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии».

Текст опубликован в Вестнике исторического общества Санкт-Петербургской духовной академии